В Поиске... Продолжение...
|
Автор
 |
Опубликовано: 2848 дней назад ( 3 июля 2016)
Редактировалось: 1 раз — 3 июля 2016
|
0 Голосов: 0 |
Итак, наш герой покинул всех своих учителей и отправился искать свой собственный Путь.
<…>
«В поисках того, что может быть искусно и умело, ищущий непревзойденного состояния безупречного умиротворения, я продолжал скитаться по дорогам, пока не оказался в стране Магадха, где я забрел в военный городок Урувела. Там я заприметил благодатную сельскую местность, в которой взору открывалась воодушевляющая лесная роща, речка с чистой, прозрачной водой и чудесными берегами, на каждом из которых стояли деревушки, подходящие для сбора подаяний. Мысль возникла во мне: «Как хороша эта сельская местность, её воодушевляющая лесная роща, речка с чистой, прозрачной водой и чудесными берегами, на каждом из которых стоят деревушки, подходящие для сбора подаяний. Это в самый раз для усилий монаха, намеревающегося приложить усилия». Так что я сел прямо там, думая: «Это в самый раз для приложения усилий».
«И тогда эти три метафоры — самопроизвольные, никогда не слыханные ранее — предстали предо мной. Предположим, влажный, свежий кусок древесины лежит в воде, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во влажном, свежем куске древесины, лежащем в воде?»
«Нет, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина влажная и свежая, и, кроме того, лежит в воде. В конечном итоге он получит только лишь усталость и разочарование».
«Вот так же и с любым брахманом [1] или уединенным созерцателем [2], кто живет, не унимая чувственность в теле и уме, чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, не оставлены и не успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий [направленных на достижение Пробуждения], он не способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая первая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».
«Потом вторая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — предстала предо мной. Предположим, влажный, свежий кусок древесины лежит на земле поодаль от воды, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во влажном, свежем куске древесины, лежащем на земле поодаль от воды?»
«Нет, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина влажная и свежая, хотя и лежит поодаль от воды. В конечном итоге он получит только лишь усталость и разочарование».
«Вот так же и с любым брахманом или уединенным созерцателем, кто живет, уняв чувственность в теле и уме, но чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, не оставлены и не успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, он не способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая вторая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».
«Потом третья метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — предстала предо мной. Предположим, сухой, лежалый кусок древесины лежит на земле поодаль от воды, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во сухом, лежалом куске древесины, лежащем на земле?»
«Да, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина сухая и лежалая, и находится на земле поодаль от воды».
«Вот так же и с любым брахманом или уединенным созерцателем, кто живет, уняв чувственность в теле и уме, и чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, оставлены и успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, он способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая третья метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».
Я подумал: «Что, если я, стиснув зубы и прижав язык к нёбу, перехвачу, сдержу и сокрушу мой ум с помощью моей осознанности». Так что, стиснув зубы и прижав язык к нёбу, я перехватил, сдержал и сокрушил мой ум с помощью моей осознанности. Подобно тому, как сильный человек, схватив слабого за голову, горло или плечи, перехватывает, сдерживает и сокрушает его, так и я перехватил, сдержал и сокрушил мой ум моей осознанностью. Как только я это сделал, пот потек у меня из подмышек. И хотя неутомимая настойчивость зародилась во мне, и незамутненная внимательность установилась, тело мое было взбудоражено и взволновано из-за болезненного напряжения. Но болезненное ощущение, что возникло таким образом, все же не могло проникнуть в мой ум и закрепиться в нем».
Я подумал: «Что, если я войду в транс остановки дыхания». Так что, я перестал делать вдохи и выдохи через мои нос и рот. Как только я это сделал, раздался оглушительный рев выходящих через мои уши воздушных потоков, как если бы с оглушительным ревом выходили струи воздуха из кузнечных мехов». Так что, я перестал делать вдохи и выдохи через мои нос, рот и уши. Как только я это сделал, неимоверные силы пронзили мою голову, как если бы сильный человек срезал верх моей головы острым мечом… Неимоверная боль появилась в моей голове, как если бы сильный человек стягивал вокруг моей головы тюрбан, сделанный из прочных кожаных ремней. Неимоверная боль прорезала мой желудок, как если бы мясник или его подмастерье разделывали бычий желудок… Ещё и неимоверное жжение охватило моё тело, как если бы два сильных человека, удерживая руками слабого человека, пекли и поджаривали его над ямой с раскаленным углями. И хотя неутомимая настойчивость зародилась во мне, и незамутненная внимательность установилась, тело мое было взбудоражено и взволновано из-за болезненного напряжения. Но болезненное ощущение, что возникло таким образом, все же не могло проникнуть в мой ум и закрепиться в нем».
«Девы [3] при виде меня говорили: «Аскет Готама мертв». Другие дэвы говорили: «Он не мертв, он умирает». Иные же говорили: «Он ни мертв, ни умирает, он — арахант, так араханты живут».
Я подумал: «Что, если я буду практиковать отказ от еды». Тогда дэвы явились предо мной и обратились ко мне с такими словами: «О, господин, просим тебя, не практикуй отказ от еды. Если ты перестанешь есть, то мы станем кормить тебя божественной пищей сквозь поры твоей кожи, и ты выживешь». Я подумал: «Если я стану утверждать, что голодаю, тогда как эти дэвы кормят меня божественной пищей сквозь поры моей кожи, я окажусь лжецом». Так что я прогнал их, сказав: «Хватит».
Я подумал: «Что, если я стану есть только один раз в день, за раз немного фасолевого супа, чечевичного супа, супа из вики, или горохового супа». Так что, я ел только один раз в день, за раз немного фасолевого супа, чечевичного супа, супа из вики, или горохового супа». Моё тело чрезвычайно истощилось. Из-за того, что я ел так мало, мои конечности стали тонкими, как сочленённые сегменты виноградной лозы или стебли бамбука… Впадина между ребрами стала похожа на копыта верблюда… Позвонки на спине проступили, словно бусины на цепочке… Мои ребра стали выдаваться подобно стропилам старого, разваливающегося коровника… Блеск моих глаз погрузился глубоко в глазницы и стал словно блеск воды в глубоком колодце… Кожа не моей голове иссохла и сморщилась, словно зеленая горькая тыква, иссохла и сморщилась от жары и ветра… Кожа моего живота так приникла к внутренней стороне спины, что когда я хотел коснуться к своему животу, я касался также позвоночника; когда я хотел коснуться своей спины, я также хватал кожу своего живота… Когда я мочился или испражнялся, то там же падал на свое лицо… Из-за того, что я ел так мало, мои волосы, сгнившие на корню, падали с моего тела, когда я пытался растереть его руками — из-за того, что я ел так мало.
Люди, при виде меня, могли бы сказать: «Созерцатель Готама чёрный». Другие могли бы сказать: «Созерцатель Готама не чёрный, он коричневый». А кто-то мог бы сказать: «Созерцатель Готама ни черный, ни коричневый, его кожа золотистая». Вот насколько чистый и насыщенный цвет моей кожи поблек — из-за того, что я ел так мало.
Я подумал: «Какой бы брахман или уединенный созерцатель прошлого ни пережил болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Не бывало больше этого. Какой бы брахман или уединенный созерцатель будущего ни пережил болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Не будет больше этого. Какой бы брахман или уединенный созерцатель настоящего ни переживал болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Нет больше этого. Но посредством этой мучительной аскетической практики я не достиг какого бы то ни было состояния, превосходящего обычное человеческое, никаких стоящих отличий в знании и видении. Может ли быть иной путь к Пробуждению?»
Продолжение следует...
Источник: "Maha-Saccaka Sutta: The Longer Discourse to Saccaka" (MN 36), translated from the Pali by Thanissaro Bhikkhu. Access to Insight (Legacy Edition), 30 November 2013, http://www.accesstoinsight.org/tipitaka/mn/mn.036.than.html
______________________________________________
1. Тут, возможно, стоит уточнить, что будда здесь мог использовать слово "брахман" для обозначения всякого мудрого и благородного челвоека.
"Но я не называю человека брахманом только за его рождение или за его мать. У кого есть привязанности, имя тому “говорящий бхо”. Я же называю брахманом того, кто свободен от привязанностей и лишен благ.
Я называю брахманом того, кто отрешился от мира и сбросил ношу, кто даже в этом мире знает уничтожение своего страдания.
Я называю брахманом того, кто среди взволнованных остается невзволнованным, среди подымающих палку спокойным, среди привязанных к миру – свободным от привязанностей.
Я называю брахманом того, кто говорит правдивую речь, поучительную, без резкостей, никого не обижающую.
Я называю брахманом того, кто знает свое прежнее существование и видит небо и преисподнюю; кто, будучи мудрецом, исполненным совершенного знания, достиг уничтожения рождений; кто совершил все, что возможно совершить".
Из "Дхаммапады", пер. В. Топорова
2. У Бхикху Бодхи здесь — отшельник. Так что я решил объединить оба понятия. Так или иначе, речь здесь о человеке, посвятившем себя практике и медитации на пути духовного самосовершенствования.
3. Дэва в буддизме — название для множества разнотипных существ, более сильных, долгоживущих, и более удовлетворённых жизнью, чем люди. Термин дэва принято переводить как бог или божество, хотя дэвы значительно отличаются от божеств других религий. Мир, населённый дэвами, называется дэвалока богов.
______________________________________________
<…>
«В поисках того, что может быть искусно и умело, ищущий непревзойденного состояния безупречного умиротворения, я продолжал скитаться по дорогам, пока не оказался в стране Магадха, где я забрел в военный городок Урувела. Там я заприметил благодатную сельскую местность, в которой взору открывалась воодушевляющая лесная роща, речка с чистой, прозрачной водой и чудесными берегами, на каждом из которых стояли деревушки, подходящие для сбора подаяний. Мысль возникла во мне: «Как хороша эта сельская местность, её воодушевляющая лесная роща, речка с чистой, прозрачной водой и чудесными берегами, на каждом из которых стоят деревушки, подходящие для сбора подаяний. Это в самый раз для усилий монаха, намеревающегося приложить усилия». Так что я сел прямо там, думая: «Это в самый раз для приложения усилий».
«И тогда эти три метафоры — самопроизвольные, никогда не слыханные ранее — предстали предо мной. Предположим, влажный, свежий кусок древесины лежит в воде, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во влажном, свежем куске древесины, лежащем в воде?»
«Нет, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина влажная и свежая, и, кроме того, лежит в воде. В конечном итоге он получит только лишь усталость и разочарование».
«Вот так же и с любым брахманом [1] или уединенным созерцателем [2], кто живет, не унимая чувственность в теле и уме, чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, не оставлены и не успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий [направленных на достижение Пробуждения], он не способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая первая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».
«Потом вторая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — предстала предо мной. Предположим, влажный, свежий кусок древесины лежит на земле поодаль от воды, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во влажном, свежем куске древесины, лежащем на земле поодаль от воды?»
«Нет, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина влажная и свежая, хотя и лежит поодаль от воды. В конечном итоге он получит только лишь усталость и разочарование».
«Вот так же и с любым брахманом или уединенным созерцателем, кто живет, уняв чувственность в теле и уме, но чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, не оставлены и не успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, он не способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая вторая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».
«Потом третья метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — предстала предо мной. Предположим, сухой, лежалый кусок древесины лежит на земле поодаль от воды, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во сухом, лежалом куске древесины, лежащем на земле?»
«Да, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина сухая и лежалая, и находится на земле поодаль от воды».
«Вот так же и с любым брахманом или уединенным созерцателем, кто живет, уняв чувственность в теле и уме, и чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, оставлены и успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, он способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая третья метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».
Я подумал: «Что, если я, стиснув зубы и прижав язык к нёбу, перехвачу, сдержу и сокрушу мой ум с помощью моей осознанности». Так что, стиснув зубы и прижав язык к нёбу, я перехватил, сдержал и сокрушил мой ум с помощью моей осознанности. Подобно тому, как сильный человек, схватив слабого за голову, горло или плечи, перехватывает, сдерживает и сокрушает его, так и я перехватил, сдержал и сокрушил мой ум моей осознанностью. Как только я это сделал, пот потек у меня из подмышек. И хотя неутомимая настойчивость зародилась во мне, и незамутненная внимательность установилась, тело мое было взбудоражено и взволновано из-за болезненного напряжения. Но болезненное ощущение, что возникло таким образом, все же не могло проникнуть в мой ум и закрепиться в нем».
Я подумал: «Что, если я войду в транс остановки дыхания». Так что, я перестал делать вдохи и выдохи через мои нос и рот. Как только я это сделал, раздался оглушительный рев выходящих через мои уши воздушных потоков, как если бы с оглушительным ревом выходили струи воздуха из кузнечных мехов». Так что, я перестал делать вдохи и выдохи через мои нос, рот и уши. Как только я это сделал, неимоверные силы пронзили мою голову, как если бы сильный человек срезал верх моей головы острым мечом… Неимоверная боль появилась в моей голове, как если бы сильный человек стягивал вокруг моей головы тюрбан, сделанный из прочных кожаных ремней. Неимоверная боль прорезала мой желудок, как если бы мясник или его подмастерье разделывали бычий желудок… Ещё и неимоверное жжение охватило моё тело, как если бы два сильных человека, удерживая руками слабого человека, пекли и поджаривали его над ямой с раскаленным углями. И хотя неутомимая настойчивость зародилась во мне, и незамутненная внимательность установилась, тело мое было взбудоражено и взволновано из-за болезненного напряжения. Но болезненное ощущение, что возникло таким образом, все же не могло проникнуть в мой ум и закрепиться в нем».
«Девы [3] при виде меня говорили: «Аскет Готама мертв». Другие дэвы говорили: «Он не мертв, он умирает». Иные же говорили: «Он ни мертв, ни умирает, он — арахант, так араханты живут».
Я подумал: «Что, если я буду практиковать отказ от еды». Тогда дэвы явились предо мной и обратились ко мне с такими словами: «О, господин, просим тебя, не практикуй отказ от еды. Если ты перестанешь есть, то мы станем кормить тебя божественной пищей сквозь поры твоей кожи, и ты выживешь». Я подумал: «Если я стану утверждать, что голодаю, тогда как эти дэвы кормят меня божественной пищей сквозь поры моей кожи, я окажусь лжецом». Так что я прогнал их, сказав: «Хватит».
Я подумал: «Что, если я стану есть только один раз в день, за раз немного фасолевого супа, чечевичного супа, супа из вики, или горохового супа». Так что, я ел только один раз в день, за раз немного фасолевого супа, чечевичного супа, супа из вики, или горохового супа». Моё тело чрезвычайно истощилось. Из-за того, что я ел так мало, мои конечности стали тонкими, как сочленённые сегменты виноградной лозы или стебли бамбука… Впадина между ребрами стала похожа на копыта верблюда… Позвонки на спине проступили, словно бусины на цепочке… Мои ребра стали выдаваться подобно стропилам старого, разваливающегося коровника… Блеск моих глаз погрузился глубоко в глазницы и стал словно блеск воды в глубоком колодце… Кожа не моей голове иссохла и сморщилась, словно зеленая горькая тыква, иссохла и сморщилась от жары и ветра… Кожа моего живота так приникла к внутренней стороне спины, что когда я хотел коснуться к своему животу, я касался также позвоночника; когда я хотел коснуться своей спины, я также хватал кожу своего живота… Когда я мочился или испражнялся, то там же падал на свое лицо… Из-за того, что я ел так мало, мои волосы, сгнившие на корню, падали с моего тела, когда я пытался растереть его руками — из-за того, что я ел так мало.
Люди, при виде меня, могли бы сказать: «Созерцатель Готама чёрный». Другие могли бы сказать: «Созерцатель Готама не чёрный, он коричневый». А кто-то мог бы сказать: «Созерцатель Готама ни черный, ни коричневый, его кожа золотистая». Вот насколько чистый и насыщенный цвет моей кожи поблек — из-за того, что я ел так мало.
Я подумал: «Какой бы брахман или уединенный созерцатель прошлого ни пережил болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Не бывало больше этого. Какой бы брахман или уединенный созерцатель будущего ни пережил болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Не будет больше этого. Какой бы брахман или уединенный созерцатель настоящего ни переживал болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Нет больше этого. Но посредством этой мучительной аскетической практики я не достиг какого бы то ни было состояния, превосходящего обычное человеческое, никаких стоящих отличий в знании и видении. Может ли быть иной путь к Пробуждению?»
Продолжение следует...
Источник: "Maha-Saccaka Sutta: The Longer Discourse to Saccaka" (MN 36), translated from the Pali by Thanissaro Bhikkhu. Access to Insight (Legacy Edition), 30 November 2013, http://www.accesstoinsight.org/tipitaka/mn/mn.036.than.html
______________________________________________
1. Тут, возможно, стоит уточнить, что будда здесь мог использовать слово "брахман" для обозначения всякого мудрого и благородного челвоека.
"Но я не называю человека брахманом только за его рождение или за его мать. У кого есть привязанности, имя тому “говорящий бхо”. Я же называю брахманом того, кто свободен от привязанностей и лишен благ.
Я называю брахманом того, кто отрешился от мира и сбросил ношу, кто даже в этом мире знает уничтожение своего страдания.
Я называю брахманом того, кто среди взволнованных остается невзволнованным, среди подымающих палку спокойным, среди привязанных к миру – свободным от привязанностей.
Я называю брахманом того, кто говорит правдивую речь, поучительную, без резкостей, никого не обижающую.
Я называю брахманом того, кто знает свое прежнее существование и видит небо и преисподнюю; кто, будучи мудрецом, исполненным совершенного знания, достиг уничтожения рождений; кто совершил все, что возможно совершить".
Из "Дхаммапады", пер. В. Топорова
2. У Бхикху Бодхи здесь — отшельник. Так что я решил объединить оба понятия. Так или иначе, речь здесь о человеке, посвятившем себя практике и медитации на пути духовного самосовершенствования.
3. Дэва в буддизме — название для множества разнотипных существ, более сильных, долгоживущих, и более удовлетворённых жизнью, чем люди. Термин дэва принято переводить как бог или божество, хотя дэвы значительно отличаются от божеств других религий. Мир, населённый дэвами, называется дэвалока богов.
______________________________________________
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
