Блог клуба - Буддизм на МП

Заодно сегодня сделаю пост на эту тему. В классических текстах говорится о том, что, после того, как отшельник Готама стал Буддой, он некоторое время колебался, не будучи уверен, стоит ли рассказывать о том, что он понял. "Я овладел этим учением, глубоким, трудным для понимания, трудным для постижения, находящимся за пределами того, что доступно рассудку, тонким, понятным только мудрым. <...> Но если я стану проповедовать учение, а люди не будут понимать его, это для меня только усталость и изнурение..." Но сострадание победило. Он увидел, где находятся монахи, которые, как написано в предыдущем посте, покинули его, и выступил перед ними. Этот важнейший для буддистов эпизод называется Запуском Колеса Дхармы.

Одним из самых лучших выступлений на тему того, что тогда рассказывал Будда, я считаю лекцию А. Парибка "Четыре не-Благородные Истины", которую я приложу ниже. Под ним приведу и сам текст Дхамма-чакка-паваттана сутты, который, правда, пока не очень понятен тем, кто не знает про скандхи и т.п.


Текст сутты >> Дхамма-чакка-паваттана сутта

Закончу перевод фрагмента из Маха-Саччака-сутты и больше с суттами связываться на буду, наверное. С моим pre-intermediate инглишем это тягостное дело. Кстати, сравнивая перевод с пали Тханиссаро Бхикху и Бхикху Бодхи я заметил, что Бодхи как-то точнее в некоторых местах. Хотя терминология Тханиссаро тоже интересна. "Загрязнения ума", taints, он переводит как mental fermentations, отшельник у Бхикху, reculse, у Тханиссаро — "conteplative", что, кстати, вызвало у меня замешательство, и таких примеров много по тексту. Возможно, эта сутта не лучший пример, где Будда рассказывает о своем пробуждении, но вот она мне попалась.

<...> Мне вспомнилось, как однажды, пока мой отец, Шакья, был занят своими делами, а я сидел в прохладной тени розовой яблони, я оказался отрешен от чувственных впечатлений и от неумелых умственных качеств — я погрузился в первую джхану и оставался в ней некоторое время: отрешённость породила радость и блаженство, сопровождаемые, тем не менее, мышлением и рассуждением. Я подумал: «Может быть, это и есть путь к Пробуждению?» Вслед за этими воспоминаниями явилось озарение: Это и есть путь к Пробуждению. Я подумал: «Почему я боюсь этого блаженства, что не имеет ничего общего с чувственностью и неумелыми умственными качествами?» Я подумал: «Нет, отныне я нисколько не боюсь этого блаженства, что не имеет ничего общего с чувственностью и неумелыми умственными качествами, однако, этого состояния не удастся достичь, покуда тело настолько истощено. Что, если я приму несколько более сытную пищу: немного риса или овсянки». Пятеро монахов, находившихся со мной, думали: «Если Готама, наш созерцатель, достигнет какого-либо высокого состояния, то сообщит нам об этом». Но когда они увидели, как я принимаю сытную пищу — немного риса и овсянки — они с отвращением ушли прочь от меня, думая: «Готама-созерцатель скатился в роскошь. Он оставил свои усилия и предался изобилию».

Так что, когда я нормально поел и восстановил силы, я отрешился от чувственных впечатлений и неумелых умственных качеств, и погрузился в первую джхану: отрешённость породила радость и блаженство, при сохранении мышления и различения. Однако, приятное ощущение, порожденное таким образом, не проникло в мой ум и не сохранилось. С затуханием мышления и различения, я погрузился во вторую джхану, и оставался в ней некоторое время: концентрация породила радость и блаженство, целостную осознанность, свободную от размышления и различения — внутреннюю собранность. Однако, приятное ощущение, порожденное таким образом, не проникло в мой ум и не сохранилось. С угасанием радости я остался пребывать в беспристрастии, с осознанностью, бдительностью и приятным ощущением в теле. Я погрузился в третью джхану и оставался в ней некоторое время. О ней Благородные говорят: «Счастливо живет тот, кто беспристрастен и осознает». Однако, приятное ощущение, порожденное таким образом, не проникло в мой ум и не сохранилось. С оставлением и удовольствия, и боли, я вошел и остался пребывать в четвертой джхане: чистота беспристрастности и осознанности, ни удовольствия, ни боли. Однако, приятное ощущение, порожденное таким образом, не проникло в мой ум и не сохранилось.

Когда ум таким образом был собран, очищен, прояснен, освобожден от загрязнений, стал податливым, послушным, прочным и достиг полной невозмутимости, я направил его на вспоминание своих прошлых жизней. Я вспомнил многочисленные свои прошлые жизни, одно рождение, два… пять, десять… пятьдесят, сто, тысячу, сотни тысяч, многие эоны космического сжатия, многие эоны космического развертывания, многие эоны космического сжатия и развертывания: Там у меня было такое-то имя, принадлежность к такому-то клану, такой-то внешний вид. Такой-то была моя пища, таким-то был мой опыт удовольствия и боли, таким-то был конец моей жизни. Покинув одно существование, я обретал другое. И там у меня тоже было такое-то имя, принадлежность к такому-то клану, такой-то внешний вид. Такой-то была моя пища, таким-то был мой опыт удовольствия и боли, таким-то был конец моей жизни. Покинув одно существование, я обретал другое. Так я вспомнил многочисленные свои прошлые жизни в их многообразии и деталях.

Таково было первое прозрение, которое я обрел в первую часть ночи. Неведение было устранено; знание возникло; тьма была устранена; свет возник; — так это происходит с тем, кто бдителен, настойчив и решителен. Однако, приятное ощущение, порожденное таким образом, не проникло в мой ум и не сохранилось.

Когда ум таким образом был собран, очищен, прояснен, освобожден от загрязнений, стал податливым, послушным, прочным и достиг полной невозмутимости, я направил его на знание умирания и перерождения живых существ. Я увидел — при помощи божественного зрения, очищенного и превосходящего человеческое — как существа умирают и перерождаются, я увидел, как они становятся высшими и низшими, красивыми и уродливыми, удачливыми и неудачливыми в соответствии с их каммой: Те существа, что совершают дурные действия телом, речью и умом, что осуждают благородных, что имеют неправильные взгляды и поступают под влиянием неправильных взглядов, те существа после разрушения их тела, после смерти, перерождаются в обители лишений, в плохом месте, в низших мирах, в аду. Но те существа, что совершают благие действия телом, речью и умом, что не осуждают благородных, что имеют правильные взгляды и поступают под влиянием правильных взглядов, те существа перерождаются в хорошем месте, в небесном мире. Так, при помощи божественного зрения, очищенного и превосходящего человеческое, я увидел, как существа умирают и перерождаются, я увидел, как они становятся высшими и низшими, красивыми и уродливыми, удачливыми и неудачливыми в соответствии с их каммой.

Таково было второе прозрение, которое я обрел во вторую часть ночи. Неведение было устранено; знание возникло; тьма была устранена; свет возник; — так это происходит с тем, кто бдителен, настойчив и решителен. Однако, приятное ощущение, порожденное таким образом, не проникло в мой ум и не сохранилось.

Когда ум таким образом был собран, очищен, прояснен, освобожден от загрязнений, стал податливым, послушным, прочным и достиг полной невозмутимости, я направил его на знание окончания загрязнения ума. Я увидел, как есть, что «Это есть страдание… Это есть причина страдания… Это есть прекращение страдания… Это есть путь, ведущий к прекращению страдания… Это есть загрязнения ума… Это есть причина загрязнений ума… Это есть прекращение загрязнения ума… Это есть путь, ведущий к прекращению загрязнения ума». Сердце моё, так зная, так видя, освободилось от загрязнения чувственностью, освободилось от загрязнения становлением, освободилось от загрязнения неведением. С освобождением пришло знание: «Освобожден». Я увидел, что «Рождения окончены, святая жизнь завершена, дело сделано. Больше нечего мне делать в этом мире».

Таково было третье прозрение, которое я обрел во вторую часть ночи. Неведение было устранено; знание возникло; тьма была устранена; свет возник; — так это происходит с тем, кто бдителен, настойчив и решителен. Однако, приятное ощущение, порожденное таким образом, не проникло в мой ум и не сохранилось.

"Maha-Saccaka Sutta: The Longer Discourse to Saccaka" (MN 36), translated from the Pali by Thanissaro Bhikkhu. Access to Insight (Legacy Edition), 30 November 2013, http://www.accesstoinsight.org/tipitaka/mn/mn.036.than.html

Кто хочет посмотреть другой вариант перевода, поисковик в помощь или здесь: Маха-Саччака-сутта на сайте theravada.ru

Итак, наш герой покинул всех своих учителей и отправился искать свой собственный Путь.

<…>
«В поисках того, что может быть искусно и умело, ищущий непревзойденного состояния безупречного умиротворения, я продолжал скитаться по дорогам, пока не оказался в стране Магадха, где я забрел в военный городок Урувела. Там я заприметил благодатную сельскую местность, в которой взору открывалась воодушевляющая лесная роща, речка с чистой, прозрачной водой и чудесными берегами, на каждом из которых стояли деревушки, подходящие для сбора подаяний. Мысль возникла во мне: «Как хороша эта сельская местность, её воодушевляющая лесная роща, речка с чистой, прозрачной водой и чудесными берегами, на каждом из которых стоят деревушки, подходящие для сбора подаяний. Это в самый раз для усилий монаха, намеревающегося приложить усилия». Так что я сел прямо там, думая: «Это в самый раз для приложения усилий».

«И тогда эти три метафоры — самопроизвольные, никогда не слыханные ранее — предстали предо мной. Предположим, влажный, свежий кусок древесины лежит в воде, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во влажном, свежем куске древесины, лежащем в воде?»

«Нет, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина влажная и свежая, и, кроме того, лежит в воде. В конечном итоге он получит только лишь усталость и разочарование».

«Вот так же и с любым брахманом [1] или уединенным созерцателем [2], кто живет, не унимая чувственность в теле и уме, чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, не оставлены и не успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий [направленных на достижение Пробуждения], он не способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая первая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».

«Потом вторая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — предстала предо мной. Предположим, влажный, свежий кусок древесины лежит на земле поодаль от воды, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во влажном, свежем куске древесины, лежащем на земле поодаль от воды?»

«Нет, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина влажная и свежая, хотя и лежит поодаль от воды. В конечном итоге он получит только лишь усталость и разочарование».

«Вот так же и с любым брахманом или уединенным созерцателем, кто живет, уняв чувственность в теле и уме, но чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, не оставлены и не успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, он не способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая вторая метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».

«Потом третья метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — предстала предо мной. Предположим, сухой, лежалый кусок древесины лежит на земле поодаль от воды, и приходит человек с палочкой, думая: «Я разожгу огонь. Я произведу тепло». Что же ты думаешь? Сможет ли он разжечь огонь и произвести тепло, раскручивая палочку во сухом, лежалом куске древесины, лежащем на земле?»

«Да, Мастер Готама. И почему же? Потому что древесина сухая и лежалая, и находится на земле поодаль от воды».

«Вот так же и с любым брахманом или уединенным созерцателем, кто живет, уняв чувственность в теле и уме, и чьи желание и жажда чувственности, увлеченность ею и влечение к ней, оставлены и успокоены внутри него: Переживает он или нет болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, он способен к знанию, видению и непревзойденному самопробуждению. Такая третья метафора — самопроизвольная, неслыханная ранее — что предстала предо мной».

Я подумал: «Что, если я, стиснув зубы и прижав язык к нёбу, перехвачу, сдержу и сокрушу мой ум с помощью моей осознанности». Так что, стиснув зубы и прижав язык к нёбу, я перехватил, сдержал и сокрушил мой ум с помощью моей осознанности. Подобно тому, как сильный человек, схватив слабого за голову, горло или плечи, перехватывает, сдерживает и сокрушает его, так и я перехватил, сдержал и сокрушил мой ум моей осознанностью. Как только я это сделал, пот потек у меня из подмышек. И хотя неутомимая настойчивость зародилась во мне, и незамутненная внимательность установилась, тело мое было взбудоражено и взволновано из-за болезненного напряжения. Но болезненное ощущение, что возникло таким образом, все же не могло проникнуть в мой ум и закрепиться в нем».

Я подумал: «Что, если я войду в транс остановки дыхания». Так что, я перестал делать вдохи и выдохи через мои нос и рот. Как только я это сделал, раздался оглушительный рев выходящих через мои уши воздушных потоков, как если бы с оглушительным ревом выходили струи воздуха из кузнечных мехов». Так что, я перестал делать вдохи и выдохи через мои нос, рот и уши. Как только я это сделал, неимоверные силы пронзили мою голову, как если бы сильный человек срезал верх моей головы острым мечом… Неимоверная боль появилась в моей голове, как если бы сильный человек стягивал вокруг моей головы тюрбан, сделанный из прочных кожаных ремней. Неимоверная боль прорезала мой желудок, как если бы мясник или его подмастерье разделывали бычий желудок… Ещё и неимоверное жжение охватило моё тело, как если бы два сильных человека, удерживая руками слабого человека, пекли и поджаривали его над ямой с раскаленным углями. И хотя неутомимая настойчивость зародилась во мне, и незамутненная внимательность установилась, тело мое было взбудоражено и взволновано из-за болезненного напряжения. Но болезненное ощущение, что возникло таким образом, все же не могло проникнуть в мой ум и закрепиться в нем».

«Девы [3] при виде меня говорили: «Аскет Готама мертв». Другие дэвы говорили: «Он не мертв, он умирает». Иные же говорили: «Он ни мертв, ни умирает, он — арахант, так араханты живут».

Я подумал: «Что, если я буду практиковать отказ от еды». Тогда дэвы явились предо мной и обратились ко мне с такими словами: «О, господин, просим тебя, не практикуй отказ от еды. Если ты перестанешь есть, то мы станем кормить тебя божественной пищей сквозь поры твоей кожи, и ты выживешь». Я подумал: «Если я стану утверждать, что голодаю, тогда как эти дэвы кормят меня божественной пищей сквозь поры моей кожи, я окажусь лжецом». Так что я прогнал их, сказав: «Хватит».

Я подумал: «Что, если я стану есть только один раз в день, за раз немного фасолевого супа, чечевичного супа, супа из вики, или горохового супа». Так что, я ел только один раз в день, за раз немного фасолевого супа, чечевичного супа, супа из вики, или горохового супа». Моё тело чрезвычайно истощилось. Из-за того, что я ел так мало, мои конечности стали тонкими, как сочленённые сегменты виноградной лозы или стебли бамбука… Впадина между ребрами стала похожа на копыта верблюда… Позвонки на спине проступили, словно бусины на цепочке… Мои ребра стали выдаваться подобно стропилам старого, разваливающегося коровника… Блеск моих глаз погрузился глубоко в глазницы и стал словно блеск воды в глубоком колодце… Кожа не моей голове иссохла и сморщилась, словно зеленая горькая тыква, иссохла и сморщилась от жары и ветра… Кожа моего живота так приникла к внутренней стороне спины, что когда я хотел коснуться к своему животу, я касался также позвоночника; когда я хотел коснуться своей спины, я также хватал кожу своего живота… Когда я мочился или испражнялся, то там же падал на свое лицо… Из-за того, что я ел так мало, мои волосы, сгнившие на корню, падали с моего тела, когда я пытался растереть его руками — из-за того, что я ел так мало.


Люди, при виде меня, могли бы сказать: «Созерцатель Готама чёрный». Другие могли бы сказать: «Созерцатель Готама не чёрный, он коричневый». А кто-то мог бы сказать: «Созерцатель Готама ни черный, ни коричневый, его кожа золотистая». Вот насколько чистый и насыщенный цвет моей кожи поблек — из-за того, что я ел так мало.

Я подумал: «Какой бы брахман или уединенный созерцатель прошлого ни пережил болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Не бывало больше этого. Какой бы брахман или уединенный созерцатель будущего ни пережил болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Не будет больше этого. Какой бы брахман или уединенный созерцатель настоящего ни переживал болезненные, мучительные, пронзительные ощущения вследствие его усилий, это — предел. Нет больше этого. Но посредством этой мучительной аскетической практики я не достиг какого бы то ни было состояния, превосходящего обычное человеческое, никаких стоящих отличий в знании и видении. Может ли быть иной путь к Пробуждению?»

Продолжение следует...

Источник: "Maha-Saccaka Sutta: The Longer Discourse to Saccaka" (MN 36), translated from the Pali by Thanissaro Bhikkhu. Access to Insight (Legacy Edition), 30 November 2013, http://www.accesstoinsight.org/tipitaka/mn/mn.036.than.html
______________________________________________

1. Тут, возможно, стоит уточнить, что будда здесь мог использовать слово "брахман" для обозначения всякого мудрого и благородного челвоека.

"Но я не называю человека брахманом только за его рождение или за его мать. У кого есть привязанности, имя тому “говорящий бхо”. Я же называю брахманом того, кто свободен от привязанностей и лишен благ.
Я называю брахманом того, кто отрешился от мира и сбросил ношу, кто даже в этом мире знает уничтожение своего страдания.
Я называю брахманом того, кто среди взволнованных остается невзволнованным, среди подымающих палку спокойным, среди привязанных к миру – свободным от привязанностей.
Я называю брахманом того, кто говорит правдивую речь, поучительную, без резкостей, никого не обижающую.
Я называю брахманом того, кто знает свое прежнее существование и видит небо и преисподнюю; кто, будучи мудрецом, исполненным совершенного знания, достиг уничтожения рождений; кто совершил все, что возможно совершить".

Из "Дхаммапады", пер. В. Топорова

2. У Бхикху Бодхи здесь — отшельник. Так что я решил объединить оба понятия. Так или иначе, речь здесь о человеке, посвятившем себя практике и медитации на пути духовного самосовершенствования.

3. Дэва в буддизме — название для множества разнотипных существ, более сильных, долгоживущих, и более удовлетворённых жизнью, чем люди. Термин дэва принято переводить как бог или божество, хотя дэвы значительно отличаются от божеств других религий. Мир, населённый дэвами, называется дэвалока богов.
______________________________________________

Добью фрагмент из Маха-Саччака-сутты, взятый отсюда. Вообще, переводы никай на русский имеются. Например, на сайте theravada.ru. Но, во-первых, я хотел внести нечто в свое в перевод, и, во-вторых, не всегда меня удовлетворяет имеющийся перевод. Даже когда я заглядываю на сайт подсмотреть, как там перевели непонятную мне фразу, я нередко бываю разочарован. Все равно приходится думать самому. Часто, наоборот, я понимаю фразы в переводах, обратившись к английскому оригиналу. Так что, если кто-то заинтересовался, то может открывать другие русские переводы сутт, ведь мало ли где я могу налажать. Я же любитель.

Итак, будущий Будда продолжает искать Истину. Он обращается с просьбой учить его к знаменитым духовным пастырям того времени. Он посетил их несколько, и со всеми было примерно как описано далее:

...Вот так, уйдя из дома в поисках того, что могло бы быть действительно искусно и умело, в поисках непревзойденного состояния безупречного умиротворения, я отправился в место, где остановился Алара Калама, и, по прибытии, сказал ему: «Я желаю практиковать эту доктрину и дисциплину».

Когда это было сказано, он ответил мне: «Ты можешь оставаться здесь. Эта доктрина такова, что мудрый человек вскоре может разделить знание своего учителя и пребывать в нем, самолично постигнув его прямо и непосредственно».

Я быстро освоил доктрину. В той мере, в какой это возможно с помощью всего лишь декламации и повторения, я мог излагать знание словами, словами старейших, и я мог подтвердить то, что я знал и видел — я, наряду с другими.

Я подумал: «Не из одной только убежденности Алара Калама заявляет: “Я овладел этой Дхаммой и пребываю в ней, самолично постигнув её прямо и непосредственно”. Определенно, он на самом деле пребывает в подлинном знании и видении этой Дхаммы». Так что я пришел к нему и сказал: «До какой степени ты овладел этой Дхаммой и пребываешь в ней?» Когда это было сказано, он ответствовал о достижении сферы ничто.

Я подумал: «Не один только Алара Калама обладает убежденностью, настойчивостью, осознанием, сосредоточением и проницательностью. Я тоже обладаю убежденностью, настойчивостью, осознанием, сосредоточением и проницательностью. Что, если я постараюсь самолично постичь Дхамму, которой, как Алара Калама утверждает, он овладел и в которой пребывает…» Прошло не так много времени, как я овладел этой Дхаммой и стал пребывать в ней, самолично постигнув её прямо и непосредственно. Я пришел к нему и сказал: «Друг Калама, это и есть та степень, в которой ты овладел этой Дхаммой и пребываешь в ней, самолично постигнув её прямо и непосредственно?»

«Да…»

«В той же степени и я тоже овладел этой Дхаммой и пребываю в ней, самолично постигнув её прямо и непосредственно».

«Это приобретение для нас, это большое приобретение для нас, что мы имеем такого спутника в святой жизни… Я, как и ты, а ты, как и я. Пойдем, друг, будем же направлять наше сообщество вместе».

Таким вот образом, Алара Калама, мой учитель, поставил меня, своего ученика, на один уровень с собой и одарил меня большой почестью. Но вот такая мысль появилась у меня: «Эта Дхамма не ведет ни к отрезвлению от очарования, ни к бесстрастию, ни к прекращению, ни к успокоению, ни к прозрению, ни к Пробуждению, ни к освобождению, но только лишь к перерождению в сфере ничто». Так неудовлетворенный этой Дхаммой, я ушел.

Мадджхима-Никая, 26

Мне, наверное, следует создать пост с маленьким введением. Как-то я прочитал любительскую лекцию для друзей по Буддизму. И тогда я долго думал, с чего начать, и сегодня я снова задумываюсь над этим вопросом. Предмет сложный. Как можно рассказать о нем человеку, который ничего про него не знает, или даже знает что-то, но знания эти поверхностные, фрагментированные? С культурного контекста древней Индии и жизнеописания будущего Будды? С основ его Учения? С общего обзора, что есть Буддизм в современном мире? Может быть, со своего личного опыта?

Моей первой книжкой была «Ум и Пустота» Геше, нашего, Джампа Тинлея. Мне её рекомендовала знакомая, которой известен моей интерес к вопросам реальности Бытия и природы сознания. Книга показалась мне чрезвычайно занимательной, в концепции Пустоты я увидел то, что сам некогда осознал, и осознание чего поселило во мне большое беспокойство, поскольку я не мог принять это. Я даже побывал в Московском Центре Ламы Цонкапы, чтобы лично послушать автора. И, честно говоря, был смущен тем, что увидел. Видимо, Буддизм тибетской редакции оказался мне не особо близок.

Об индии пятого века до нашей эры много я не расскажу, потому что сам мало знаю. Вроде, она была раздроблена, «княжества», само собой, ссорились и воевали, была кастовая система, варны, умами владела ведийская традиция, особо почитаемыми товарищами были брахманы, увлеченные многочисленными и сложными ритуалами. Время, в которое жил и учил Будда, относится к так называемому Осевому Времени. И в Индии того периода духовная жизнь кипела. Если бы мы оказались в том времени, то Будда был бы для нас не более чем «аскетом Гаутамой», одним из многих известных учителей. Будда и сам, прежде чем стать Учителем, прошел практику у уважаемых персонажей того времени. Биография Будды — вопрос дискуссионный. Более-менее надежные сведения имеются только о периоде его жизни с момента Просветления. Что было до — предмет более темный. Как правило, известные жизнеописания Будды написаны веками позже. И даже сведениям, приведенным в Палийском Каноне, можно относиться с недоверием, поскольку его последователи могли приукрасить. Тем более, жизнь Будды часто использовалась в дидактических целях. Можно сказать относительно точно одно — был такой человек по имени Сиддхартха из рода Шакьев, он разочаровался в жизни, хотя он был членом знатной и обеспеченной семьи, бросил все, в том числе супругу и сына, и в 29 лет отправился искать Истину.

Тут я, пожалуй, переведу понравившийся мне фрагмент из статьи Тханиссаро Бхикху «Refuge.
An Introduction to the Buddha, Dhamma, & Sangha».

[Будда говорит:] Жил я в большом довольствии, в полном довольствии, в предельном довольствии. В дворце моего отца даже располагались пруды с лотосами: в одном плавали красные лотосы, в другом белые, в третьем синие, и всё это только для меня. Я не использовал иного сандалового дерева, кроме как привезенного из Варанаси. Мой тюрбан был из Варанаси, и все остальные мои одежды были из Варанаси. Белый зонтик круглые сутки оберегал меня от холода, жары, пыли, грязи и росы.

У меня было три дворца: один для холодного сезона, один для жаркого сезона, один для сезона дождей. В течение четырех месяцев сезона дождей меня развлекали в замке для сезона дождей музыканты, среди которых не было ни одного мужчины, и за это время я ни разу не покидал пределов дворца. Тогда как прислуга и работники других домов питались чечевичным супом и дробленым рисом, у меня прислуга и работники ели пшеницу, рис и мясо.

И, хотя я был одарен столь великой удачей, столь великим благоденствием, все же такие мысли посетили меня: «Когда недалекий обыватель, подверженный старению и бессильный избежать старения, видит того, кто стар, то чувствует ужас, смятение и отвращение, забывая, что сам подвержен старению и бессилен избежать старения. Если бы я — подверженный старению и бессильный избежать старения — чувствовал бы ужас, смятение и отвращение при виде того, кто стар, это было бы не по мне». Только я заметил это, свойственное молодым людям опьянение молодостью полностью оставило меня.

И, хотя я был одарен столь великой удачей, столь великим благоденствием, все же такие мысли посетили меня: «Когда недалекий обыватель, подверженный болезни и бессильный избежать болезни, видит того, кто болен, то чувствует ужас, смятение и отвращение, забывая, что сам подвержен болезни и бессилен избежать болезни. Если бы я — подверженный болезни и бессильный избежать болезни —чувствовал бы ужас, смятение и отвращение при виде того, кто болен, это было бы не по мне». Только я заметил это, свойственное молодым людям опьянение здоровьем полностью оставило меня.

И, хотя я был одарен столь великой удачей, столь великим благоденствием, все же такие мысли посетили меня: «Когда недалекий обыватель, подверженный смерти и бессильный избежать смерти, видит того, кто умер, то чувствует ужас, смятение и отвращение, забывая, что сам подвержен смерти и бессилен избежать смерти. Если бы я — подверженный смерти и бессильный избежать смерти —чувствовал бы ужас, смятение и отвращение при виде того, кто мертв, это было бы не по мне». Только я заметил это, свойственное молодым людям опьянение жизнью полностью оставило меня.

Ангуттара-Никая, III.38

До моего Пробуждения, пока я был непробужденным Бодхисаттвой, подверженным рождению, старению, болезни, смерти, скорби, и загрязнению, я видел [счастье в] том, что также подвержено рождению, старению, болезни, смерти, скорби, и загрязнению. Но однажды мысль возникла во мне: «Почему же я, будучи подвержен рождению… загрязнению, ищу то, что подвержено рождению… загрязнению? Что, если бы я искал то, что не рождается, не старится, не болеет, не умирает, не скорбит и не загрязняется, непревзойденную защиту от рабства: Освобождение».

И вот, позже, когда я ещё был юным, черноволосым, одаренным блеском молодости в первой стадии моей жизни, я обрил свои волосы и бороду, и, хотя мои родители желали иного для меня и слезы лились по их щекам, я накинул одеяние цвета охры и оставил свой дом ради жизни без дома.

Мадджхима-Никая, 26

Сообщество создано для объединения людей, интересующихся Буддизмом, обмена мыслями, опытом и идеями, различным интересным материалом. Я планирую добавлять так же свои переводы статей, релевантных текстов и фрагментов сутт. Вижу свою задачу в том, чтобы донести до заинтересованных людей какие-то взгляды и идеи, может быть даже практики, которые они могут найти полезными или просто занятными для себя. Ориентируюсь в основном освещать Южный Буддизм, ортодоксальный, так сказать, но не намерен ограничиваться только лишь им.